Стиль в шахматах и стиль в музыке

Материал из Dasplus

Стиль в шахматах и стиль в музыке, из интервью, ответы Марка Тайманова.

— Как музыкант и шахматист найдите каждому из этих выдающихся гроссмейстеров его музыкальный аналог, исходя из схожести стилей музыканта и шахматиста.

— Когда-то с подобной просьбой ко мне обратился Эрнест Наумович Серебренников. Отвечу, как и ему: первые эмоции самые сильные.

Первый чемпион мира Вильгельм Стейниц — великий мыслитель, стратег, родоначальник различных направлений в эволюции шахмат. Музыкальный аналог — Иоганн Себастьян Бах с его глубиной, монументальностью и широтой философских и этических взглядов.

Эммануил Ласкер, развивший многие из научных постулатов Стейница, мыслитель и творец, уделявший внимание психологическим аспектам игры, воскрешает в памяти масштабные, насыщенные эпическим содержанием и яркие по звучанию опусы Людвига ван Бетховена.

О Хосе Рауле Капабланке, словно излучавшем и в жизни, и в партиях светлое мировосприятие, игравшем интуитивно, непосредственно и филигранно, можно сказать ещё определённее — Вольфганг Амадеус Моцарт. Оба они символизируют классические тенденции в музыке и шахматах.

Александр Алехин из другого художественного направления — романтик. Его партии — стихия темпераментной фантазии, ярких образов, эмоционально насыщенных сюжетов. Таким был Сергей Васильевич Рахманинов, чья музыка наполнена романтическим содержанием, широкой напевностью.

Не смог подобрать сравнения Максу Эйве. Он был математиком, личностью рациональной. Художественно-эмоциональных ассоциаций не вызывал.

Михаил Ботвинник — учёный и прагматик в жизни, но его стиль выходит за рамки узкотехнических трафаретов и даёт повод к художественному восприятию. Партии насыщены масштабностью замыслов, ощущается мощный интеллект, широкий арсенал используемых средств. Моя импровизация покажется субъективной, но первое, что пришло на ум, — монументальные творения Рихарда Вагнера.

С Василием Смысловым проще. Его гармоничный талант, лирическая романтичность, художественная простота идей вызывают в памяти чарующие звуки Петра Ильича Чайковского.

Михаил Таль многолик в жизни и творчестве. Ему по душе как весёлое моцартианство, так и виртуозность и демонизм Николо Паганини. Жертвуя фигуры, он, подобно великому скрипачу, достигал дьявольской выразительности, «играя на одной струне». Сам Таль, как я где-то прочёл, оценивал себя скромнее: «Перед вами — Имре Кальман».

С Тиграном Петросяном разобраться сложно. Он единственный чемпион мира, стиль и творчество которого не раскрыты. Сначала его девизом было: «Безопасность — прежде всего», а затем раскрылся его художественный потенциал. В музыке это прозвучало бы от сдержанно-скупых по выразительности, но безупречных по мастерству произведений Карла Черни до масштабных опусов классиков.

Гармоничная и ясная логика игры Бориса Спасского сродни мелодике Фредерика Шопена. Та же пластичность замыслов, совершенство формы и эмоциональная взрывчатость фантазии. Порой пробивается и изысканная пикантность Клода Дебюсси.

Роберт Фишер — фигура масштабная, полифоничная, со сдержанным, но бурлящим в глубине натуры темпераментом. Слышу в его партиях могучую палитру Ференца Листа — волевую неудержимость и красочность.

О творческой манере Анатолия Карпова, лёгкой по рисунку, но глубокой по содержанию, можно сказать словами Жана Кокто: «Стиль — это простой способ говорить сложные вещи». Так создавал балеты Сергей Сергеевич Прокофьев, вторым «я» которого, по собственному его признанию, были шахматы. Наслаждаясь партиями Карпова, можно погрузиться в волшебный мир «Золушки», «Ромео и Джульетты», а слушая прозрачное звучание этих шедевров, вспомнить творческие откровения Карпова.

Гарри Каспаров — символ бурлящего, динамичного века – отразил в игре и значимость новейших технических открытий, и противоречивость времени, и сложность глобальных проблем, и стремительность событий. Это Шостакович в шахматах. Его творческий симфонизм сродни творениям величайшего композитора XX века.

Здесь я закрываю список — личностей подобного масштаба шахматы больше не подарили. Вишванатан Ананд и Владимир Крамник сильные шахматисты, но они не утвердились в моём сознании в масштабе великих исторических фигур — поэтому не вызывают музыкальных ассоциаций.

— С кем из музыкантов вы ассоциируете себя?

— Никогда не думал над этим. Мне ближе творчество романтиков — от Шопена до Рахманинова. Мой музыкальный аналог — любой композитор из этого ряда.

М.Е. Тайманов, из интервью, «Спорт уик-энд», 28.05.2011.

Другие

  • Я действительно думаю, что мой музыкальный вкус отражается в моём шахматном стиле. Я воспринимаю шахматы в первую очередь как искусство, и когда я играю в шахматы, я стараюсь делать это как художник. /Тайманов М.Е./
  • Я тренировал норвежца [Магнуса Карлсена] в течение года, в 2009 году. И был уже тогда поражён, насколько точно — на уровне интуиции, без всяких дополнительных просчётов — он способен оценивать позицию на шахматной доске и действовать дальше максимально аккуратно. Мой стиль совершенно другой: он требовал колоссальной концентрации энергии и труда за доской, требовал глубокого просчёта множества вариантов, чтобы найти единственно правильный ход в каждой данной позиции на доске. Карлсен принадлежит к другой чемпионской школе, той, что представляли Хосе Капабланка и Анатолий Карпов: по способности чувствовать гармонию на шахматной доске они напоминают музыкантов-виртуозов с абсолютным слухом. /Каспаров Г.К./